Переселенцы - Страница 124

К оглавлению

124

– Что ты? – спросила она.

– Так и так… к вашей милости, – проговорил Иван, покашливая в руку.

Он казался еще более смущенным и испуганным, чем сама барышня.

– Так и так, сударыня… сделайте вашу милость… заступитесь! – повторил Иван, низко кланяясь и ободряя себя новым кашлем.

– Чего тебе? Если можно, я рада сделать.

– Можете, сударыня! все это в вашей власти! Затем, собственно, вас и утруждаем…

– Ну, чего тебе? – произнесла Наташа, выказывая нетерпение обманутого чувства.

– Вам известно, сударыня, сюда, в луг, крестьян недавно переселили.

– Да, знаю…

– Так вот у той бабы… Катериной звать… дочка находится… живет она в батрачках у вашего мужичка Андрея…

– Знаю… хорошенькая такая…

– То есть… гм!.. не то чтоб гм! как вам, впрочем, будет угодно… Так и так, сударыня, сделайте вашу милость, заступитесь…

– Да в чем же заступиться? Я, право, не понимаю…

– Очень, то есть, обижены… сродственники, то есть, девушки этой… оченно обижаются. Я из ихних же мест, так они мне все это, примерно, сказывали: очень, говорят, обижены Карякиным…

– Федором Иванычем? – с живостью спросила Наташа.

– Федором Иванычем, сударыня… Сделайте такую божескую милость, запретите… вам стоит сказать ему – он все это сейчас, то есть, для вас оставит.

– Да что ж сказать-то?

– Да что, сударыня, проходу не дает девке! Обольщает ее всякими манерами… подсылает к ней этого Егора горбатого… то есть, такие дела…

– Лжешь! быть не может! Федор Иваныч не сделает этого! – воскликнула девушка.

Она тщетно старалась скрыть свое волнение; щеки ее пылали; в мягких, добрых глазах блеснула искра негодования; но глаза ее так же скоро потухли и помутились, когда Иван начал клясться, что все сказанное им была совершенная правда.

– Помилуйте, сударыня! Осмелился ли бы я говорить вам, коли бы не так было? – подхватил он, следуя за барышней, быстрыми шагами направлявшейся к забору, чрез который перелез Иван, – сделайте такую божескую милость, поговорите ему: он вас послушает…

– Хорошо, хорошо, ступай! – глухим голосом проговорила Наташа, останавливаясь у плетня и не поворачивая головы.

В это самое время со двора послышалось дребезжанье экипажа и топот лошади. Почти в ту же минуту из дому раздался голос Анисьи Петровны:

– Наташа, где ты? Наташа! Федор Иваныч приехал.

При этом известии Иван бросился в кусты и побежал вон из сада. Наташа припала головою к плетню и зарыдала. Так прошло минут десять. По прошествии этого срока неподалеку от места, где стояла девушка, показался Федор Иванович.

– Наталья Васильевна, где вы? Наталья Васильевна! – покрикивал он, озираясь на стороны.

Наташа поспешила отереть слезы; она сделала шаг, чтоб скрыться в кустах, но Карякин заметил ее; она успела только отвернуться.

– Здравствуйте, Наталья Васильевна… – вымолвил он, ускоряя шаг и охорашиваясь. – Но что это с вами? – примолвил он, удивленный таким приветствием.

Вместо ответа Наташа повернулась спиною и пошла вперед.

– Позвольте узнать, какая такая причина? – говорил он, следуя за нею, – мы прежде не так встречались… Сделайте ваше одолженье, скажите, Наталья Васильевна!

Наташа продолжала идти. Карякин оглянулся назад: подле никого не было; он взял ее за руку – она с сердцем отдернула руку и остановилась.

– Оставьте меня! как вы смеете? – проговорила она, не поворачивая головы.

– Что ж это все значит-с?..

– Значит то: отстаньте! я вас знать не хочу!

– Помилуйте, за что? – промолвил он, все еще как бы пошучивая.

– Я с вами говорить даже не хочу – понимаете? – произнесла она, на секунду поворачиваясь к нему и показывая раскрасневшееся заплаканное лицо, – отстаньте, убирайтесь – вот и все!..

– Как я вас должен понимать?

– Понимайте как знаете – мне все равно! – возразила она и снова пошла вперед ускоренным шагом.

– Как вам будет угодно-с! – произнес Федор Иванович обиженным тоном.

Он перестал за нею следовать, пощипал свои усики и направился к дому.

– Когда так, так и не надо! Мы ведь оченно гоняться-то не станем… Но что за причина? Умирала обо мне, а теперь… что за причина? – повторял Карякин вплоть до той минуты, как вошел в дом.

Он встретился с теткой в дверях прихожей. Анисью Петровну начинала тревожить мысль, что Карякин и племянница находятся наедине в саду. Хотя Наташа не подавала повода делать о ней дурных предположений, хотя тетка уверена была в ее нравственности, но Анисья Петровна, как уже сказано, смотрела на девушек своим особенным взглядом: ее до смерти пугала полнота и дородство Наташи… Она уж послала Пьяшку отыскивать молодых людей и сама готовилась за нею следовать, когда показался Карякин.

– Ну, а Наташа-то где? разве ты не нашел ее? – спросила она.

– Как же-с! нашел! Оне в саду-с прогуливаются… Я пришел проститься с вами, Анисья Петровна, – ответил он с особенным ударением.

– Как проститься? Что это ты, батюшка? только приехал, да уж и прощаться!

– Я всегда с моим великим удовольствием, Анисья Петровна, – вы сами знаете… но, воля ваша, оставаться теперь не могу-с… никаким, то есть, манером.

– Это почему?

– Не знаю, что такое случилось с вашей племянницей… она прогнала меня чуть не взашей… Обошлась самым дерзким манером-с.

– Ах она, дура этакая! – воскликнула старуха, мгновенно вспениваясь. – Ах. она… Нет, погоди, Федор Иваныч…

– Нет, воля ваша, мне после этого оставаться уж не приходится-с…

– Да что ж это она, с ума, что ли, спятила? – заплескалась Анисья Петровна и, поправив чепчик, делавший ее похожею на седого обстриженного солдата, подбежала к окну и стала звать племянницу.

124